АНАЛИЗ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПРАКТИКИ ПРИМЕНЕНИЯ ПРОЦЕДУР БАНКРОТСТВА

На современном этапе несостоятельность следует рассматривать со сложившихся особенностей, складывающихся тенденций фор­мирования механизма банкротства за весь пе­риод воссоздания института несостоятельности в России (с 1992 года) и с учетом мирового фи­нансового кризиса, внесшего свои коррективы в динамику процесса банкротства. Анализ приме­нения процедур банкротства показывает, что оп­тимальные решения по целому ряду ключевых вопросов регулирования конкурсных отношений еще не найдены. По словам В. Ф. Яковлева, члена- корреспондента РАН, доктора юридических наук, профессора, советника президента РФ, судебная практика рассмотрения арбитражных дел явля­ется «зеркалом экономики», а применительно к реализации процедур банкротства - «зеркалом эффективности правового регулирования несо­стоятельности (банкротства)» [16, с. 9].

Если за период применения первого закона «О несостоятельности (банкротстве) предприя­тий» [2] количество подаваемых заявлений исчис­лялось десятками, от 100 заявлений в 1993 году до 240 в 1994 году, то начиная с 1998 года, когда был принят второй одноименный закон [3], число заявлений о признании должника банкротом бы­стро поползло вверх, вплоть до 2002 года, когда был принят третий закон о несостоятельности (табл. 1). Именно 1998 год стал новым этапом в развитии и совершенствовании института бан­кротства в современной России.

В 1999 году было подано 15 500 заявлений о признании должника банкротом, тогда как, по данным Единого государственного регистра предприятий и организаций всех форм собствен­ности и хозяйствования, на 1 января 1999 года в России число зарегистрированных субъектов, включая филиалы и обособленные подразделе­ния, составило около 2,7 млн, в том числе свыше 1,6 млн акционерных обществ и товариществ, или чуть больше 0,15% от всех субъектов хо­зяйствования [12, с. 26]. Всего лишь через два года, а именно на 1 января 2000 года, количе­ство дел, принятых к производству, состави­ло порядка 15 200, а на 1 января 2002 года - более 52 500.

Стремительный рост статистики подава­емых заявлений о признании должника не­состоятельным запустил безостановочный механизм инициирования банкротств: ко­личество заявлений о признании должника банкротом только с 2000 (19 041 заявлений) по 2002 год (106 647 заявлений) возросло в 5,6 раза (см. табл. 1). По данным Федераль­ной службы России по финансовому оздо­ровлению и банкротству (ФСФО), за первое полугодие 2002 года были завершены дела о банкротстве примерно 16 тыс. предприятий, возбуждено при­близительно 33 тыс. новых дел о банкротстве. В результате на 1 июля 2002 года в производстве находилось уже около 61 тыс. дел о банкротстве [11, с. 62].

Наиболее сложная ситуация на­блюдалась в машиностроении и металлообработке, где проце­дуры банкротства могли быть инициированы государством в отношении примерно 60% предприятий. После августов­ского кризиса 1998 года удельный вес убыточных предприятий промышленности составлял 40%, а ко второй половине 2002 года он достиг уже почти 47% [11, с. 63].

После принятия третьего Федерального зако­на «О несостоятельности (банкротстве)» [1] чис­ло подаваемых заявлений сократилось до 14 277, примерно как в 1998-1999 годах (см. табл. 1). Та­ким образом, совершенствование законодатель­ной базы в сфере несостоятельности способство­вало стабилизации экономической обстановки и уменьшению хозяйственных рисков.

Пиковыми годами по численности потен­циальных банкротов оказались 2005 год и осо­бенно 2006 год: 32 019 и 91 431 поданных исков соответственно, и это в ситуации общего эконо­мического роста, сокращения инфляции и по­зитивных изменений в мировой экономической конъюнктуре. Так, в частности, согласно годо­вому отчету Банка России, в 2006 году положи­тельный сальдированный финансовый результат в экономике возрос по сравнению с 2005 годом на 31,6% (до 3845,9 млрд руб.). Доля убыточных организаций в их общем числе составила 29,7%, что на 3,8% меньше, чем в 2005 году. Подобную парадоксальную ситуацию можно объяснить только вновь возросшим интересом к переделу собственности. Не случайно все громче стали звучать голоса в пользу пересмотра итогов при­ватизации. Это лишний раз доказывает несовер­шенство институционально-правовой базы несо­стоятельности в России, что дает возможность воздействовать на механизм банкротства, минуя объективные предпосылки.

Оживление процесса признания должников несостоятельными в 2009-2010 годах, несомнен­но, вызвано мировым финансовым кризисом. По подсчетам Росстата, падение производства за 2009 год составило 10,8% (неофициально - по­рядка 14,0-16,0%). Доля компаний, получивших убыток в 2009 году, превысила 39,5%, а только за первый квартал 2010 года - уже 38,8%. Бо­лее трети всех российских компаний закончили 2010 год с убытками.

2009-2012 годы ознаменовались громкими банкротствами крупных компаний: «Арбат энд Ко», управляющая сетью 95 магазинов косметики и парфюмерии «Арбат Престиж», розничная груп­па «Самохвал» с сетью из 60 одноименных супер­маркетов и 10 развлекательных центров в Москве, Московской области и городах Центрального фе­дерального округа, Байкальский и Енисейский целлюлозно-бумажные комбинаты, компания «Бахус», принадлежащая комбинату «Очаково», крупнейший авиаперевозчик России «Красэйр» и головная компания альянса AiRUnion. В череде последних банкротов - Мультибанк, Уралфин- промбанк, Донской инвестиционный банк и др., а также ряд известных компаний на российском рынке: авиакомпания «Континент», крупный туроператор «Капитал Тур», группа компаний «СВ», ООО «Октябрьский завод низковольтной электроаппаратуры» (Республика Башкортостан, г. Октябрьский), авиационное предприятие «Зо­лотое кольцо» (Ивановская область), москов­ская авиакомпания «Евразия», республиканская авиакомпания «Алания» и др. В конце 2012 года не удалось избежать банкротства Балтийскому за­воду, чей совокупный долг превысил 15 млрд руб. Судостроительством теперь займется новое юри­дическое лицо. Среди крупнейших субъектов РФ по показателю валового регионального продукта наибольшее число банкротств за 2012 год зареги­стрировано в Москве (773 компании), Самарской области (549 организаций) и в Республике Баш­кортостан (489 предприятий).

Собственно статистика подаваемых заявлений о признании должников банкротами не выглядит угрожающей. Если в 2008 году количество заяв­лений снизилось на 22,3% по сравнению с про­шлым годом, то в 2009 году рост возобновился, но незначительно, составив 15,1%, или 39 570 заявлений, динамика инициирования банкротств несколько замедлилась в 2010 и 2011 годах.

Прирост дел о признании банкротами был не­значителен и в 2010 году, не превысив 1,7%, всего было подано 40 243 заявления. На фоне данных Росстата об убытках компаний 2010 год не только не стал лидером по числу банкротств, но напро­тив, произошло резкое снижение поданных заяв­лений о признании организаций несостоятельны­ми - на 17,0% к 2011 году.

В 2011 году, по данным Росстата, убыточ­ных предприятий в нашей стране стало боль­ше на 0,3% по сравнению с первой половиной 2010 года. Их доля достигла 34,7%. Только на­чиная с 2012 года динамика банкротств опять по­ползла вверх.

В январе - мае 2013 года доля убыточных орга­низаций по сравнению с соответствующим пери­одом 2012 года увеличилась уже на 2,1 процент­ного пункта и составила 33,5%. В производстве и добыче полезных ископаемых количество ор­ганизаций, понесших убыток, выросло до 44,7%, в прошлом году этот показатель равнялся 38,1%.

Есть основания назвать рост числа подавае­мых заявлений о признании должника несостоя­тельным к 2013 году отсроченным банкротством. И в этом видится одна из острых макроэконо­мических проблем, к ним относятся затягивание кризисных процессов, недостаточно эффективная реализация государственной антикризисной про­граммы, принятой в первые годы финансового кризиса.

Анализ статистики несостоятельности по­следних кризисных лет показал, что 2009­2012 годы не были рекордными по числу бан­кротств, следовательно, мировой финансовый кризис не стал значимым фактором, определя­ющим процесс банкротства в России, в отличие от стран Западной Европы, США, Канады и ряда других государств.

Особого внимания заслуживает проблема соотношения реабилитационных и ликвида­ционных процедур. В настоящее время вопрос о целесообразности введения реабилитацион­ных процедур или конкурсного производства во многом остается дискуссионным и откры­тым. Как считают некоторые специалисты в об­ласти антикризисного управления [14, с. 150], выраженная в законе [1] направленность на вы­бор реабилитационных процедур (как предпо­чтение ликвидации) не является конструктив­ным решением. Их основной аргумент состоит в том, что реабилитационная процедура, вво­димая лишь при наличии формальных основа­ний, не способна привести к восстановлению платежеспособности должника. Высказывается мнение, что положения закона «О несостоятель­ности (банкротстве)», предусматривающие вве­дение реабилитационных процедур при всякой возможности, а порой и вопреки здравому смыс­лу, не способствуют эффективности конкурсного процесса. В тех делах о банкротстве, где на ос­новании решения кредиторов вводилось внеш­нее управление, хотя по объективным признакам следовало открывать конкурсное производство, должники в конечном итоге признавались бан­кротами [14, с. 150]. В связи с этим наиболее эффективной с точки зрения выхода из кризиса является ликвидационная процедура, которая до­пускает полноценное функционирование части бизнеса в будущем.

Проблему правильного выбора при решении вопроса о том, какую из процедур банкротства следует вводить, пытаются осветить многие авторы. Т. Д. Аленичева и С. П. Гришаев [5] полагают, что наличие формальных оснований для введе­ния реабилитационных процедур не должно быть решающим аргументом. Важно учитывать факти­ческие обстоятельства финансового положения должника. Если предприятие невозможно реорга­низовать, его следует ликвидировать. Ликвидация допустима только в том случае, если предприятие фактически перестало функционировать или воз­можность восстановления производства столь незначительна, что кредиторам будет грозить гораздо больший риск при продолжении его дея­тельности [5, с. 111]. Разумно обоснованный под­ход к введению процедур банкротства: всегда дол­жен быть выбор между их ликвидационной либо реабилитационной направленностью. Не следует отдавать предпочтение реабилитации априори [14, с. 155]. Рассматривая вопрос о соотношении реабилитационных и ликвидационных процедур, В. Ф. Попондопуло, специалист в области граж­данского и предпри­нимательского права, высказывает мнение, что целевая установка законодателя на преи­мущественный выбор реабилитации долж­ника не оправдывает себя, судя по склады­вающейся судебной практике,. «Очевид­но, для повышения эффективности зако­нодательства о бан­кротстве установлен­ные приоритеты надо менять. От навязыва­емой законодателем процедуры внешнего управления больше вреда, чем пользы» [10, с. 26].

Вместе с тем, как показывает ана­лиз применения про­цедур банкротства, заявленные в законе при­оритеты: введение реабилитационных процедур и восстановление платежеспособности - не на­ходят практической реализации. Согласно ста­тистическим данным, только в 1995 и 1996 годах доминирующее положение занимали реабили­тационные процедуры: около 80% в 1995 году, а в 1996 году соотношение реабилитационных и ликвидационных процедур примерно сравня­лось. В 1997 году ликвидационные процедуры составили уже около 60,0%, а с 1998 года ли­дирующую позицию заняло конкурсное произ­водство: 80,57% в 1999 году, в отдельные годы их было больше 100,0% от числа поданных за­явлений. Устойчивая динамика снижения проце­дур конкурсного производства наметилась только с 2007 года (64,09% от общего количества приня­тых к производству дел) (табл. 2).

Рассматриваемые 2008-2012 годы, прошед­шие под знаком мирового финансового кризи­са, не очень изменили основную тенденцию - введение ликвидационной процедуры, лишь не­значительно стабилизировав ее долю на уровне 43-52% от общего количества дел, принятых к производству.

Доминирование ликвидационных процедур (рис. 2) подтверждается и последними данны­ми: к примеру, Управление Федеральной нало­говой службы по Воронежской области сообщи­ло, что в первом квартале 2011 года в процедуре внешнего управления находилось 11 компаний, конкурсного производства - 400, наблюдения - 85 [7]. Следовательно, доля ликвидационных про­цедур остается превалирующей - более 80,6% от общего количества.

Для сравнения: из 107 компаний США, объ­явивших себя банкротами на протяжении 1996­2000 годов, 95 фирм продолжили свою деятель­ность после реорганизации. Ликвидированы лишь 12 компаний, или не более 1% от общего числа фирм, прекративших свою деятельность с конца 1995 года [17, с. 626].

Решение проблемы приоритетности ликвида­ционных или реабилитационных процедур тре­бует взвешенного подхода, поскольку экономи­ческое положение в разных отраслях экономики неоднозначно, следовательно, применение едино­го критерия в выборе процедур банкротства при­ведет к еще большей деформации и негативным макроэкономиче­ским и социальным последствиям. Есть отрасли с традици­онно небольшой до­лей убыточных ор­ганизаций, например нефтедобывающая и нефтеперерабаты­вающая, черная ме­таллургия, торговля. Больше всего при­быльных организа­ций в таких отраслях, как трубопроводный транспорт (91,6%), охота и лесное хозяйство (77,0%), торговля и ремонт (75,5%), рыболовство (74,9%), связь (74,2%). В ряде сфер доля убыточных предприятий состав­ляет около трети в целом по эко­номике: сельское хозяйство и охота (57,1%), производство пищевых продуктов (27,8%), об­работка древесины и производ­ство изделий из дерева (27,1%). И наконец, есть виды деятель­ности, где прибыльных и убы­точных компаний практически одинаковое количество. К ним относятся производство и рас­пределение электроэнергии, газа и воды, а также управление экс­плуатацией жилого фонда [13].

Неоднозначная ситуация, складывающаяся в разных ре­гионах России, проиллюстриро­вана на примере Архангельской области. По состоянию на 1 января 2004 года 68% предпри­ятий ее лесопромышленного комплекса проходили конкурс­ное производство от общего числа предприятий, где были введены процедуры, финансо­вое оздоровление - лишь одно предприятие, доля других реа­билитационных процедур также незначительна, не более 16% (табл. 3). В целом по Архангельской области ликвидационные про­цедуры занимали 90,0%, а на финансовое оздо­ровление приходилось только 0,2% [9, с. 3].

Практически не изменилось положение дел в Архангельской области и в 2007-2008 годах. Банкротство как вариант решения социально-эко­номических проблем в регионе осталось преж­ним: преобладающая доля конкурсного произ­водства - 83,0% в 2007 году и 72,2% в 2008 году (табл. 4).

По данным за первое полугодие 2010 года, в стадии ликвидации находилось 975 предпри­ятий, реорганизацию проходили только 135 субъ­ектов хозяйствования, то есть реабилитационных процедур не более 14% от ликвидационных про­цедур. За это же время прекратили свою деятель­ность в связи с банкротством 1489 предприятий, или более 6% от всех зарегистрированных и дей­ствующих на территории Архангельской области юридических лиц. Только за 2012 год в Архан­гельской области прекратили работать четыре поселково- или градообразующих предприятия, на грани банкротства находятся поселковообразующие леспромхозы «Луковецкий» (Холмогор­ский район) и «Борецкий» (Виноградовский рай­он). В поселке Няндома обанкротилось основное производство - птицефабрика «Няндома-брой- лер» (холдинг «ОГО»); больше года не работает в Архангельске старейший «Лесозавод 2», оста­новил свою работу Соломбальский целлюлозно­бумажный комбинат (Архангельск), и это далеко не полный перечень предприятий, уже обан­кротившихся или нахо­дящихся в предбанкротном состоянии.

Основная доля лик­видируемых предпри­ятий - это предприятия лесопромышленного комплекса, в частности леспромхозы, которые являются основной производственной еди­ницей в населенном пункте, попадая в ка­тегорию градообра­зующих или моного­родов. Министерство регионального развития относит к моногоро­дам такие населенные пункты, где более 25% населения трудятся на предприятиях одно­го производственного цикла, там же выпуска­ется не менее половины продукции моногорода.

Сегодня моногорода­ми в России являются 332 поселка городско­го типа и 467 городов, там создается 40% ВВП страны. В них проживает 24,5 млн человек. Большая часть монопрофиль- ных поселений относится к предприятиям лесной и деревообрабатывающей промышленности (20% от их общего числа). Следовательно, существую­щий подход к определению процедур банкротства без учета социально-экономических особенно­стей положения предприятия-должника способен вызвать непредсказуемые макроэкономические и социальные негативные последствия.

Оценка эффективности применения и реали­зации отдельных реабилитационных процедур в процессе банкротства дается на основе анализа статистических данных.

Количественная оценка применения процеду­ры финансового оздоровления, когда должнику предоставляется возможность самостоятельно восстановить платежеспособность под контро­лем собрания кредиторов, административного управляющего и арбитражного суда, показала низкую заинтересованность участников арби­тражного процесса в этой процедуре. В 2003 году финансовое оздоровление вводилось только в от­ношении 10 должников, в 2004 году - в отношении 29, в 2005 году - в отношении 32 должников, и в 2006 году процедура была применена к 39 субъектам хозяйствования (табл. 5).

Несмотря на увеличение количества вводимых процедур финансового оздоровления, начиная с 2008 года (в 2008 году 48 дел, в 2011-2012 годах - уже 94 и 92 случая), результаты ее применения остаются неудовлетворительными: лишь в еди­ничных ситуациях прекращено производство по делу в связи с погашением задолженности. В 2005 году восстановить платежеспособность удалось двум предприятиям, в 2011 году - 7 субъектам хозяйствования из 94, или 7,4%, а в 2012 году - 3 должникам из 92, в отношении которых проводилась процедура финансового оздоровления (рис. 3) Следовательно, не выпол­няется целевая направленность этой процедуры на восстановление платежеспособности, посколь­ку более 80% предприятий вынуждены проходить последующие процедуры, а значит, снижается по­тенциальная возможность стабилизации.

Низкую востребованность процедуры финан­сового оздоровления, не превышающую 0,5% от общего количества принятых к производству дел, можно объяснить целым рядом нерешенных экономико-правовых проблем при проведении финансового оздоровления, в частности недо­статочно разработанной правовой и методологи­ческой базой ее проведения. Причины невысо­кой результативности этой процедуры кроются также в ее несвоевременном введении и/или за­тягивании, когда по объективным показателям уже требовались более радикальные меры. Не­маловажное значение имеет и недостаточно обо­снованная методическая база аналитического сопровождения процедуры финансового оздо­ровления, в частности проводимый финансовый анализ предприятия ограничивается в основном текущей деятельностью, нет разработанных ме­тодик комплексного и системного исследования кризисного развития. Полученные в ходе на­блюдения аналитические выводы становятся основой для составления плана финансового оз­доровления, которого в большинстве случаев бы­вает явно недостаточно из-за неполных оценок, ограниченности информационной базы анализа, отсутствия единой методической базы диагно­стики предприятия-должника. Таким образом, анализ, проведенный без учета всех требований хозяйственной деятельности должника в про­цедуре финансового оздоровления, зачастую приводит к необъективным оценкам, согласно которым выводы о способности должника вос­становить свою платежеспособность являются субъективными, что, в свою очередь, является немаловажной причиной, ограничивающей ее применение. Необходимость максимально пол­ного и всестороннего анализа финансового со­стояния, а также перспективной характеристики разнообразных факторов риска возможной не­стабильности и прогнозирование развития фи­нансово-хозяйственной деятельности во многом являются залогом повы­шения результативности проведения финансового оздоровления.

Как отмечают С. А. Булгадаева и Г. В. Чонаева, использование этой процедуры в перспективе может дать хорошие результаты, несмотря на су­ществующее мнение об удорожании процесса банкротства. Финансо­вое оздоровление более эффективно для крупных предприятий. Для мел­ких предприятий эта процедура не так результативна и вместе с тем слишком дорога [6, с. 29].

Накоплен уже достаточно боль­шой опыт использования процедуры внешнего управления. Тем не менее результаты внешнего управления представляются неоднозначными. Динамика дел, по которым вводилось внешнее управление в 1998-2001 го­дах, свидетельствует о довольно стабильном уровне ее применения (табл. 6).

С 1998 по 2012 год внешнее управ­ление вводилось в среднем 1175 раз, максимум достигнут в 2002 году, тогда в этой процедуре 2696 предприятий-должников про­ходили реабилитацию (табл. 6). С увеличением количества заявлений о признании должников несостоятельными (банкротами) количество дел внешнего управления не увеличилось, а, наобо­рот, сократилось. Начиная с 2006 года процедура применялась не более чем в 1000 дел, а рекордно низкое значение зафиксировано в 2008 году - всего 579 (всего принято к производству 34 367 дел). В 2011 году количество вынесенных ре­шений о назначении внешнего управления не превышало 986, или 2,95% от общего числа дел, а в 2012 году - 922, то есть снизилось еще на 6,49%, и это в условиях заметной акти­визации процесса признания несостоятельности.

Резкое сокращение доли вводимых процедур внешнего управления от общего количества дел о банкротстве (в 1998 году - 24,79%, в 2003 году - 21,46%, с уменьшением удельного веса в об­щем объеме дел о несостоятельности начиная с 2005 года (3,16%), а в 2006-2009 годах - не бо­лее 1,7%) свидетельствует о росте числа ликвидаци­онных процедур.

Эффективность прове­дения внешнего управле­ния оценивается в первую очередь по погашению задолженности и восста­новлению платежеспособ­ности предприятия. Сле­дующие показатели дают полное представление о низкой реабилитацион­ной значимости данной процедуры: в 1998 году в отношении 69 пред­приятий, или 6,6%, про­изводство по делу о не­состоятельности было прекращено в связи с восстановлением платежеспособности и удовлетворением требований кредиторов; в 2003 году - в отношении 28 предприятий, или 1,3%, а в 2005 году только 21 субъекту хозяй­ствования, или 2,1%, удалось вернуться к хозяйственной деятельности, что соста­вило 2,1% (рис. 4).

Результативность внешнего управле­ния как процедуры, направленной на со­хранение бизнеса должника, еще больше теряет свои позиции в 2009-2011 годах: производство успешно было завершено в связи с восстановлением платежеспо­собности только в отношении не более чем 11-13 должников за каждый год этого периода, или не более 1,82% от общего ко­личества процедур внешнего управления. В 2012 году для 25 должников, или не бо­лее 2,71% от их общего количества, была успешно завершена процедура внешнего управления.

Невысокую результативность дан­ной процедуры можно объяснить тем, что проведение внешнего управления связано прежде всего с возможностью его продления, следовательно, оно при­водит к затягиванию процесса и сниже­нию возможностей вывода предприятия из кри­зиса, с одной стороны, и удорожанию процесса банкротства - с другой, если выбор процедуры изначально не был объективным. По статисти­ческим данным, полученным в ходе изучения Организацией экономического сотрудничества и развития, Россия - один из мировых рекор­дсменов по продолжительности процедур бан­кротства. Банкротство предприятия может продолжаться до четырех лет, поэтому стимулы к смене прежних собственников отсутствуют. Очевидно, что в целом негативная тенденция свидетельствует о неработающем механизме реабилитационных процедур, о сокращении воз­можностей восстановления деятельности предприятий-должников.

Не секрет, что многие организации-банкроты оценивают шансы выйти из реабилитационных процедур как минимальные, причем не в силу тя­жести кризисного состояния, а в результате неот­работанной практики правовой и экономической защиты должника. При существующей системе регулирования и поддержке кризисных организа­ций конкурсное производство является основной процедурой, несмотря на заявленную приоритет­ность цели восстановления экономики предпри­ятия.

Несмотря на общее сокращение ликвида­ционных процедур должников за рассматрива­емый период (удельный вес конкурсных произ­водств в общем числе дел о несостоятельности составил: в 2010 году 48,1%, в 2011 году 46,7% и в 2012 году 42,35%) (рис. 5), именно конкурс­ное производство определяет сложившуюся структуру процедур банкротства. Эффектив­ность конкурсного производства характеризуется возможностью выхода из кризисного состояния через ликвидацию с наименьшими потерями для кредиторов, то есть при максимальном по­гашении обязательств, а также при нахождении вариантов сохранения бизнеса через заключение мирового соглашения.

Данные о проведении конкурсного производ­ства (табл. 8) указывают, что с 1998 по 2004 год число заключенных мировых соглашений увели­чилось с 46 до 150, рекордно высокое количество - 403 случая - в 2002 году. При этом доля миро­вых соглашений в общем объеме конкурсных процедур минимальная и колеблется от 1,60% в 2004-м до 4,0% в 2012 году, а следовательно, по-прежнему ликвидация организаций остается доминирующей.

Результаты проведения конкурсного про­изводства выглядят следующим образом: в 2008 году на его долю пришлось более 20 тыс. из 35 тысяч завершенных дел о несостоятельно­сти, или 57,6%, отказано в признании должника банкротом в 520 случаях, и только 126 дел было закончено в связи с утвержде­нием мирового соглашения. Не­значительное увеличение коли­чества заключаемых мировых соглашений в 2010-2012 годах (от 255 до 563 актов, или 4,0% от числа конкурсных дел, в 2012 году) говорит об улуч­шении качественного уровня проведения процедуры конкурс­ного производства и поиска по­тенциала сохранения компании. Количество отказов от призна­ния должника банкротом также увеличилось - до 1498 случа­ев, данное явление указывает на необоснованные требования, предъявляемые кредиторами к должнику с целью провести возможный передел собствен­ности.

Подводя итоги практики при­менения процедур банкротства, важно отметить, во-первых, фак­торы, определяющие динамику банкротств. Количественный анализ процедур несостоятельности и динамики банкротств с уче­том мирового финансового кризиса говорит о том, что развитие российской системы банкротства в значительной степени обусловлено его инсти­туциональными особенностями, экономической политикой государства, а не глобальными факто­рами мирового кризисного влияния. Подтверж­дением этому служит зависимость между коли­чеством банкротств и экономической политикой. В частности, курс на повышение собираемости налогов с предпринимателей повлек за собой уве­личение числа налоговых проверок, в результате которых резко выросла задолженность по нало­гам и сборам. С 1 января 2011 года, после всту­пления в силу изменений по уплате страховых взносов с 26 (по «упрощенке» - с 14) до 34%, как считают многие аналитики, есть опасения, что в предбанкротном состоянии могут оказать­ся до 60% хозяйствующих субъектов. Это, в свою очередь, вызовет возрождение серых и черных схем выплат заработной платы сотрудникам. И хотя статистика банкротств за первое полугодие 2013 года демонстрирует снижающуюся динами­ку подаваемых заявлений о признании должника несостоятельным - 14 533 [8], что на 25,4% ниже соответствующего периода 2012 года, тем не ме­нее стоит отметить, что процесс нарастающего банкротства развивается в течение нескольких лет, а ухудшение условий для развития бизнеса не может не сказаться на увеличении числа бан­кротств в будущем.

Во-вторых, в настоящее время одним из наи­более актуальных вопросов в реформировании российского законодательства является совер­шенствование Закона «О несостоятельности (банкротстве)», механизма признания предпри­ятий банкротами. Представляется необходимым законодательное закрепление не просто принци­па неплатежеспособности, а реальной неплатеже­способности должника, подтвержденной актом судебного пристава-исполнителя о невозможно­сти взыскания просроченных обязательств.

Основным недостатком современного управления несостоятельностью является то, что в процессе возбуждения дела о банкротстве должника нет объективной информации о его финансово-экономическом положении, стадии кризисного развития, возможных перспективах дальнейшего функционирования, предполагае­мых экономических последствиях от введения той или другой процедуры банкротства. В связи с этим потребность введения новой процедуры досудебной диагностики в рамках арбитражно­го процесса по делу о банкротстве объясняется своевременностью и целесообразностью при­нятия решений о назначении процедур банкрот­ства. Арбитражный суд получит возможность учесть объективные причины неплатежеспособ­ности и подойти к оценке должника максималь­но дифференцированно. Второе немаловажное обстоятельство состоит в том, что досудебная диагностика (до вынесения арбитражным судом определения о принятии дела к рассмотрению и, следовательно, до момента официального под­тверждения фактической несостоятельности должника) будет направлена и против заказных, умышленных банкротств. В этом смысле появ­ление новой процедуры должно содействовать реализации идеи о необходимости прозрачного механизма проведения процедуры банкротства и оздоровления предприятий.

Новый закон не смог обеспечить заявленной направленности на восстановление организаций, в отношении которых возбуждено дело о несосто­ятельности:

• процедуры банкротства в основном заканчи­ваются ликвидацией;
• во многом нерешенными остаются вопро­сы рассмотрения дел о банкротстве предприятий оборонного комплекса, градообразующих и иных подобных имущественных комплексов несостоя­тельных предприятий;
• не создано гарантированной и эффектив­ной защиты интересов собственников, а значит, не исключаются возможности очередного пере­дела собственности с использованием существу­ющего инструмента несостоятельности (бан­кротства).

Можно с уверенностью сказать, что возмож­ность восстановления бизнеса зависит прежде всего от дифференцированного подхода к выбо­ру той или другой процедуры, от согласованных действий различных уровней власти - федераль­ной, региональной и местной.